Эшелон № 400, 1946 год Гросс-Легиттен/Тургенево На долю переселенцев, прибывших этим эшелоном в Полесский район, выпали самые тяжелые испытания на новой земле. Всего 102 семьи, 496 человек прибыли поздно, самые последние. Это был октябрь, впереди зима. Заготовить продукты, накосить сено для своих коров они не успели. Привожу воспоминания Пономаревой (дев. Березиной) Алевтины Александровны. «Мне было 9 лет, когда наша большая семья из 10 человек, в том числе я с братом Василием, моя мать Петрова Анна Максимовна, и другие родственники, переселились в 1946 году из Кировской области, из деревни Кая, Верхошижемского района в Калининградскую область. Наш отец на войне пропал без вести. Вернулся с войны мамин брат, дядя Гера, который воевал в Восточной Пруссии. Он много рассказывал нам о богатом крае, о красивых домах, о садах с яблонями и грушами, которых мы не видели, и советовал нам переехать. Все годы войны мы жили в глухой деревне, жили бедно, как и другие семьи. Хотя война не прошла по нашей территории, нам приходилось очень трудно. Все отдавалось фронту, отдали и лошадей. В колхозе по несколько женщин впрягались вместо лошадей и тянули тяжелые плуги для вспашки земли. Особенно тяжело было семьям, в которые с фронта не вернулись мужчины. Многие пухли с голоду. Наша семья весной 1946 года, едва сошел снег, ела траву, мать делала лепешки из крапивы. Я опухла с голоду, и моя мать повезла меня в больницу, там врач в рецепте от дистрофии выписал лекарство: «хлеб». Мать показала этот рецепт председателю колхоза, после чего нам выписали немного муки. Поэтому мы с надеждой на лучшую жизнь решились на переезд. Хотя нам позже, на новой земле пришлось перенести немало испытаний, мы не жалели о переезде. В эшелоне мы ехали в «телячьих» вагонах, спали на нарах, с собой везли корову. Я помню, что, несмотря на тесноту, в вагоне было дружно и весело. На остановках люди запевали песни, устраивали пляски. В Каунасе для всех переселенцев была устроена помывка и нас повели в душевую. Мы никогда не видела душа и с удивлением смотрели, как он работает. От станции Тапиау/Гвардейск переселенцев привезли на военных машинах в деревню Гросс-Легиттен/Тургенево. Мать вместе с другими гнала нашу корову пешком. Нашей семье был выделен кирпичный дом. Когда мы в него зашли, то увидели, что дом был оставлен немцами несколько часов назад: голландская печь была теплой, в одной из комнат был оборудован зубопротезный кабинет, стояло кресло для больных и инструменты. Мебели практически не было, но окна и двери были целыми. В поселке оставалось много не разрушенных домов, сохранился молокозавод и оборудование. В одном из его цехов даже некоторое время работали большие настенные часы. Оставалась кузница, которая стояла там, где сейчас находится «стройдвор». Рядом находились развалины большого здания бывшего гостевого дома Гросс-Легиттен. Мне запомнился также хутор, его сейчас нет, который находился в сторону клуба, за фермой. Там был большой и красивый «барский» дом, где был зал с арками и витражами, красивые печи. Немецкая кирха также была целой, внутреннее убранство уже подверглось расхищению, но оставалась настенная роспись, лепные и деревянные украшения, не снят был и колокол. Все немцы, а это в основном были старики, женщины и дети, из поселка были выселены в одно место и жили до 1948 года в больших кирпичных длинных домах-бараках, что стоят до сих пор торцами у шоссейной дороги. Однажды, весной 1947 года, жители нашего поселка услышали вдруг частый и громкий звон колокола с кирхи. В страхе все сбежались к церкви, думая, что началась война. Оказалось, что это немец Шульц из бараков бил в колокол и возвещал, что пришел большой священный праздник Пасхи. Колхозники его стащили и надавали тумаков. Моя мать сразу после приезда стала работать в колхозе «Пограничник». Зима 1946 года была очень теплой, косой-горбушей мы до снега косили сено для коровы. Колхозники расчищали поля от оставшейся военной техники и сдавали в металлолом. На поле в сторону Майского стояло несколько подбитых немецких танков, вскоре и их отвезли на металлолом. Весной 1947 года наша семья, как и другие в поселке, сильно голодали. Еще не весь сошел снег, как люди перекапывали поля военного подсобного хозяйства после выкопанной еще в 1946 году картошки, в надежде найти хоть сколько-нибудь клубней. Нас спасала корова и рыбная мука, которую мать заваривала кипятком. Немцы в бараках голодали сильнее, я помню труп немецкой женщины, который лежал на кладбище возле кирхи и несколько дней не был захоронен. Осенью 1946 года я стала ходить в 4-й класс начальной школы, которая находилась в здании, где сейчас библиотека. Первой и единственной учительницей была тогда Честикова Нина Ивановна. В школу я ходила в лаптях, мы не знали, что такое пальто. Немка из барака в обмен на молоко, по просьбе моей матери, сшила мне курточку из домотканого холста, которой я гордилась. В 5-й класс я ходила пешком в Славянскую школу, учительницей там была Трушкина Ольга Георгиевна. После окончания 5 классов с 14 лет я стала работать в колхозе, сначала на разных работах, а потом дояркой. Мой трудовой стаж -40 лет, с 1951 по 1991год. Ветеран труда, за свой труд неоднократно была награждена почетными грамотами от областного управления сельского хозяйства. Первый год в колхозе, в 1951 году я заработала 35 трудодней, за что получила в виде зарплаты после уборки урожая 2 мешка зерна- 101 кг. В колхозе только с 1952 года стали выдавать зарплату деньгами. Так в моей трудовой книжке отмечено, что за 1952год я заработала 30 трудодней и получила за них 1 раз в году 130 кг зерна и впервые деньги-1 рубль и 80 копеек. В конце года на колхозном собрании избирали ревизионную комиссию, члены которой пересчитывали количество крупного рогатого скота, лошадей, свиней в колхозе, а также количество зерна и меда. После этого, ревизионная комиссия докладывала на собрании о собранном урожае зерна, и колхозники подсчитывали, сколько будет стоить 1 трудодень в пересчете на зерно. Зарплата первые годы каждому колхознику начислялась зерном в соответствии с выработанными трудоднями и выдавалась 1 раз в году. Первые 2 года в качестве льготы переселенцы не облагались сельхозналогом, позже тяжелый сельхозналог был введен на молоко, мясо, яйца и шерсть. Этот налог платили все, даже люди, не имеющие скота. Первый клуб в поселке был размещен в немецком здании с мансардой, который потом разобрали, и на этом месте было построено 2-х этажное общежитие. В день смерти Сталина всех колхозников собрали в клуб на митинг, многие плакали. Первый телевизор с маленьким черно-белым экраном появился в нашем поселке в 1960 году, в семье Ивана Головенкина. Всем поселком мы приходили смотреть на это чудо. Всем колхозникам, желающим посмотреть телепередачи, не хватало места, сидели на полу, многие стояли. Раньше, после войны, на том месте, где сейчас стоит магазин, оставалась немецкая деревянная керосиновая лавка. В ней еще долгие годы продавали керосин, так как все пользовались керогазами и керосиновыми лампами»